Форум

кажется, это так называется - когда для драббла длинно, а для фика коротко. зарисовки или виньетки. что-то вроде подарка draw на ДР))) *извиняюсь, что такой скромный подарок -_-")

1.
Конечно, я знаю, что ты хочешь меня убить. Более того, пытался несколько раз. Первый - давно, так давно, что истек срок давности и я могу простить - если бы не повторялось. Я думаю, ты захотел этого когда увидел меня. У каждого должна быть цель в жизни, не так ли?
Ты ходил за мной по пятам, точно дуновение морозного воздуха. Ты похож на зимний рисунок на оконном стекле. Если я - случайно! - прикасался к тебе, мне чудилось, будто рука оледеневает до локтя. Синий цвет губной помады подчеркивает холодность. А глаза, похожие на поверхность Плутона, вызывают желание включить обогреватель.
И, конечно, ты хочешь меня убить.
Тогда, на съемках клипа, я заметил как ты с педантичной отстраненностью изучал хлипкие конструкции старого дома, прикидывая, как бы устроить несчастный случай. А еще ты собирал осколки лампочек. Ты бы воткнул их мне в губы. Или в глотку, чтобы я давился болью и собственной кровью - а ты смотрел, легко и незаметно улыбаясь. Возможно, снял бы повязку с моего лба и стирал предсмертный пот.
У тебя не получилось. Случайно. И еще потому, что я все знаю.
Ты тщился убить меня в моей музыке, вытеснить, разорвать - так лед разрывает изнутри бутылку. Наша финальная тема на альбоме Egodram - "Blutquell" смахивает на поединок. Клавиши пианино против резких, автоматичных и холодных сэмплов.
Но каждая мелодия - и каждая дуэль завершается тишиной.
...Я должен бояться тебя, но почему-то чувствую что угодно, кроме страха.
Может, потому что понимаю, почему ты так жаждешь моей смерти.
Ты сам полон страха.
Растаять.

2.
Интервью затянулось. Он скучает. Сотни раз повторенные слова - ореховая скорлупа, он невольно проводит ладонями по коленям, будто стряхивая никому не нужные сочетания звуков. Усилием воли он заставляет себя не заснуть, но смысла в усердных стараниях не больше, чем в заезженных словах. Его все равно не спросят.
Глаза закрываются. Он тянет рыжие искры из сигареты, ловит обрывки фраз. Картинка сливается в размазанные блики. Он выделяет черное и красное.
Цвет (не)ошибки. Греха. Вызова.
Сквозь полудрему легче понимать. Что-то о бытии. Высокие материи - но ему нет до них дела, он тянется обоими руками, чуть влажными от пота, в комнате удушающе-жарко, или обертки от терпения подкатываются к горлу комком. Охота вскочить с кожаного дивана, забрать их обоих - и остаться втроем.
Тоже вызов, думает он, и частно-часто моргает.
Вызов.
Шелуха шуршит о предназначении. О миссии - или какая-то подобная ерунда, заткнуть бы им обоим рот, да...
Он улыбается, поскольку камера направлена на него. Вызов, повторяет он беззвучно, и это единственное не порожнее понятие.
Само их существование. Вызов.
К духоте снаружи и едкому нетерпеливому жару изнутри присоединяется назойливое, как муха, желание: вскочить и рассказать. О том, как именно они протестуют против религиозных канонов - причем, сразу втроем. Выхватить микрофон и разразиться речью, которую завтра обсмакуют десяток-другой сайтов.
Он слушает. Он тонет в шелухе и держится за свою улыбку.
Он похож на ребенка. "А вы не знаете, чего у меня есть!"
О да, есть. Они сами нашли его - он не просил.
Но ему нравится... бросать вызов небесам таким образом.
И когда гаснут камеры и духота комнаты сменяется ночной прохладой, он подтверждает его. Небеса не простят - но кому какое дело? Не об этом ли сыпалось столько слов?
Быть мятежником - багряно-темное счастье.
Он улыбается вновь, облизывает губы в предвкушении поцелуев, и глядит в сиреневую мглу, когда сразу две ладони - одна небольшая и мягкая, другая сухая и длиннопалая - касаются его плеч:
-Поехали домой, Марк.