Форум

Что Тиллю больше всего нравилось в России, так это еда. Обед после самолета им накрыли в банкетном зале гостиницы с чисто московски-купеческим размахом. Столы, заставленные всевозможными блюдами, подносами, тарелками, подтарельниками, мисками, супницами, вазами, розетками, плошками и соусниками тянулись в неведомые дали зала, а Тилль деловито и спокойно выставлял за дверь всех собравшихся, включая официанток и Фиалика со словами – мы проголодались, нам самим мало…
Тилль начал с супа из говяжьих хвостов, потом пошла говядина с грибами, телятина на пару, осетрина под белым соусом, дичь в свином жиру, суп из рябчиков, перепела, буженина с соусом из каштанов, непосредственно каштаны в густом вине, соус из капусты с икрой, баранья грудинка с репой грибы в сметане, утка тушеная фаршированная, щука под соусом, блины с семгой, стерлядь разварная, колбасы из гусиных печенок, котлеты свиные с горошком; а потом Пауль заметил кабанчика в самом центре стола, запеченного в полный рост и вес. Кабанчик возлежал на полутораметровом блюде, смотрел на мир черными маслинами глаз, блестел воткнутым в подрумяненный бок разделочным ножом и пах так, что Шнай непроизвольно замурлыкал Du riechst so gut. – Вот кому точно повезло в этой жизни, - завистливо пробормотал Пауль, и никто не удивился этому высказыванию, поскольку все съеденное обильно запивалось морозной русской водкой, украинским стилизованным самогоном пятикратной очистки и типично русской медовухой, которая бьет по мозгам сильно, но аккуратно.
Пылая завистью, Пауль направил свои стопы к кабанчику и резким жестом сверг его с медного трона, сам с блаженным видом устроившись на блюде в подливе, окруженный запеченными вальдшнепами и картофелем. Рихард, оторвавшись от заливного, решил дополнить картину, засунув Паулю в рот моченую грушу. Потом подумал немного, стащил с него штаны, воткнул в круглую задницу Пауля пучок укропа, отступил на пару шагов назад и окинул собственный шедевр задумчивым взглядом художника. – А не жирновато будет? – Олли невозмутимо кивнул на поблескивающую жиром подливу, в которой аппетитно извозился Пауль, и сейчас так вкусно облизывал пальцы, что у всех снова потекли слюнки – то ли от подливы, то ли от Пауля. – Х..ххлебушка… - выдавил Флака, дожевывая кусок лосося и не сводя маслено заблестевших глаз с паулевского укропа. – Точно, - авторитетно подтвердил до сих пор молчавший Тилль, - и будет бутерброд… Пауль, уже, по всей видимости, бывавший в роли начинки для упомянутого бутерброда, попытался было избежать подобной участи, но поскользнулся на трубочках со сливками, а Тилль, резким движением могучих глотательных мускулов отправивший в желудок последний кусок ветчины на меду, уже разворачивал огромное блюдо к себе… Какое-то время ушло на выковыривание изо рта Пауля запиханной туда Рихардом груши – Пауль пытался сопротивляться и орать, пока Тилль молча указал ему взглядом на все еще поблескивающий в боку поверженного кабанчика нож, после чего Пауль затих, дожевал грушу и с пресыщено-гурманским видом принялся отсасывать могучий и щедрый, под стать московскому обеду, хуй Тилля. Шнайдер с криком – чур, я первый! – устремился к неожиданно и непривычно оказавшейся свободной жопе Пауля, но, к несчастью, по пути пал жертвой идеи окунуть уже дошедший до полуготовности под воздействием сытной трапезы – еда на Шнайдера всегда действовала возбуждающе – хуй в сметану. Идея была фатальной, ибо сметана оказалась чесночным соусом, и следующие четверть часа Шнай провел над нехилых размеров чашей, морщась, постанывая и отмачивая пострадавшую часть организма в вишневом компоте. Так что временным владельцем веснушчатой задницы оказался Олли, не забывший выдернуть пучок укропа и пристроившийся к ней с философским видом, таки говорящим о суетности мирских наслаждений.
Флака тем временем безуспешно пытался совратить Рихарда на более активные сексуальные действия, размахивая перед ним ярко-красными креветками и раками, и даже становясь в позу оных, но все было тщетно – Рих намертво застрял над цыплятами под черносливом и брусникой, и на Флаку смотрел исключительно как на конкурента в гастрономических планах. В полном отчаянии Флака ужа стал присматриваться к тем самым трубочкам со сливками, как на него снизошло облегчение в виде отмокшего Шная со стоячим, хотя и жутковато красным после чеснока и компота, хуем. Игриво улыбясь, он убедительно и развратно шлепнул Флаку по худой жопе соленой селединой, и супу из сморчков пришлось потесниться, а кисель из крыжовника вовсе в порыве вдохновения был вылит Оливером на спину Пауля, и страстно по ней размазан. Пауль тихо постанывал, обнимая давешнего кабанчика, время от времени отвлекаясь от Тиллевыого достоинства, вцепляясь зубами в кабаний бок и легонько пожевывая отгрызенные куски запеченной хрустящей шкуры. Минут через пять к общему действу возжелал присоединиться Рихард, видать, цыплята подошли к своему логическому завершению. Ебать Шнайдера или Олли – себе дороже, так что Рих начал предельно нежно кормить сосредоточенного на собственных ощущениях Тилля салатом из капусты с горошком, пока тот не растрогался и не отнял хуй у уже было вошедшего во вкус Пауля, и не въебал по самые помидоры Рихарду, расслабленному, разомлевшему то ли от обилия еды вообще, то ли цыплят под черносливом в частности. Оказавшись физиономиями друг к другу, Пауль и Рих сначала попробовали было целоваться, потом плюнули на это дело и стали играть в перетягивание макаронины…
- Вынос тела, всем встать! - раздался пьяный громогласный вопль Тилля, и ожидающие в коридоре официанты и администраторы, ранее с потусторонним ужасом прислушивавшиеся к чавканию, стонам и рычанию, доносившимся из зала, подскочили и почтительно замерли вдоль стен. Пятеро раммштайновцев, перемазанных, казалось, во всем, что только было на столе, несли, пошатываясь, на плечах нихуевых размеров блюдо с возлежащим на нем голым пьяным вусмерть Паулем с бананом в зубах. При этом Оливер, казавшийся почти трезвый, дружелюбно пояснял: - Мы тут вспомнили, что Комбикристы еще не обедали…