Форум

С Эмигрейтом Рихарда наебали, но признался он себе в этом только после того, как вкусил все радости малюбюджетных клипов, поганых сессионников, мелких премий и всех остальных прелестей, которые крайне тяжко воспринимались после раммштайновского блицкрига по миру. Свет в конце тоннеля этой темной извилистой жопы был слабо заметен только в случае возрождения Раммштайна. Кроме того, деньги уже начинали заканчивать, а для Рихарда они давно уже стали не сколько необходимостью, сколько способом выебона. А выебываться было жизненно важно, откровенно говоря, все Рихина жизнь, как заметил он себе в порыве откровенности и алкоголизма, была хроническим выебоном, тупо сценой, на которой разыгрывался спектакль - рихардкруспецвенбернштайн, и без публики затевать сию оперу не было смысла.
Пауль, Олли и Флака как раз оставили все надежды влиться обратно в ряды берлинских панков – их окрестили зажравшимися буржуями, а ставшая работой музыка упорно не желала звучать легко и бодро, как ставший нынче классикой Mix mir einen Drink. Шнай припарился уже наслаждаться семейным славянским покоем и с удовольствием подумывал о нелегких радостях бывшей гастрольной жизни.
- Тиииль, - тихо подвыл Рих в сортире самолета, постучавшись головой о пластмассовую дутую дверь. Прилетать к Тиллю просителем было немыслимым унижением. Он быстро понял, что Эмигрейт будет ничем иным, как данью больному самолюбию Риха, и роль ему там отводится – голос на ножках, посему незамедлительно свалил в латинскую америку, откуда и звонил раз в год, вежливо поздравляя с днем рождения и одновременно почему-то с рождеством.
- Садись, поживешь пока у меня, - хмуро буркнул Тилль – то ли невыспавшийся, то ли с похмелья. Как же его разнесло, - с каким-то суеверным ужасом подумал Рихард, распрямляя плечи и автоматически подбирая наметившийся животик. Белый хлопковый костюм, типичный для местной жары, еще больше подчеркивал раздавшуюся спину и жопу совсем уж необъятных размеров. На опухшей то ли от пьянки, то ли от жары физиономии знакомыми были только все такие же печально-тревожные серые глаза, теперь разукрасившиеся красными прожилками. Нос стал каким-то особенно пористым и сейчас блестел от пота, несмотря на работающий в машине кондиционер. Седая щетина делала его похожим на vagabundo, и старательно загорелый, тщательно наманикюренный Рих охренело нес всю дорогу разную херню, как он рад видеть Тилля и в какой тот хорошей форме. – Потом поговорим, отдыхай, спускайся вниз, расслабимся, - Тилль пытался отдышаться от десятка ступенек на мансарду.
После ужина последовала пара бутылок текилы.
– Только натуральный продукт, - криво хохотнул Тилль, делая какой-то жест прислуживающей латиночке с томными карими глазами. Латиночка привычным жестом скинула платьишко, под которым предсказуемо ничего не оказалось. Рихард пьяно, и поэтому расслабленно, позавидовал Тиллю – он бы не возражал, чтобы и у него сейчас отсосали для полноты ощущений. Впрочем, Тилль раньше был гостеприимным хозяином… Это «раньше» визгливо ввинчивалось в мозг, пока Рих наблюдал за безуспешными стараниями латиночки привести Тилля в ебабельное состояние. На столе появился пакет кокса, Тилль приглашающе махнул рукой. Он поставил почти полный стакан на спину девчонки и что-то сказал по-испански. Движения той стали плавнее – она, видимо, старалась не уронить посудину, такие игры ей были явно не в новинку. Риха повело после первого же втяга – кокс был местный, не разбавленный всякой хуйней, типа димедрола или стрептоцида. Он привстал, оглядываясь по сторонам – может, еще кто из горняшек подойдет. У Тилля, наконец, неохотно встал, и он, неудобно уперевшись коленями в одних тонких брюках в кафель пола patio, принялся как-то задумчиво и недоуменно трахать девчонку, как будто пытаясь понять – а на хрена он вообще это делает? До Рихарда донесся металлический запах секса, перед остекленевшими глазами серебристо вспузырилась обида – он помнил только, что приехал к Тиллю, а тот к нему повернулся жопой и вообще не обращает внимания… Сгреб со стола пригоршню порошка, нагнул и так стоящего на коленях Тилля – девчонка тонко взвизгнула откуда-то снизу – и попытался рассыпать ровной полоской по выемке позвоночника. Выемки не было. – Спина-стол, - с ровным безэмоциональным охуеним подумал Рих, - мягкий жирный стол. Попытался вобрать ноздрями – в нос полезли откуда-то выросшие на спине волосы, незаметные, но противные. – А это уже не спина… - Рихард сгреб остатки порошка и автоматическим жестом, как смазкой, принялся натирать задницу Тилля. Тот зашипел, но от девки не оторвался. В Рихе вновь вскипела обида и, поплевав, точнее промахнувшись мимо собственного хуя, бодро, хотя и довольно болезненно, с каким-то мстительным прищуром въебал по самое основание. Девка, всхлипывая, как-то вывернулась из далеко не нежных ручищ Тилля, и, по-змеиному извиваясь, уползла за пальму. От кокса хуй у Риха онемел, ни хрена не чувствовал, как по дороге потерялся, и только по шлепкам по собственному животу понимал, что наконец-то дорвался до тиллевской задницы. Ебаться было неудобно – колени болели от твердого кафеля, и спина Тилля – как гладкий обтекаемый полигон, не за что взяться, не за что притянуть, не за что уцепиться, навязать свой ритм, как в воздух, талии нет, за плечи – далеко, только сплошная плотная кожа, как травинками, поросшая редкими волосками. Рихард ебался как с диваном, он облизал остатки порошка, язык тоже онемел, шлепнул по жопе, бормоча – slapping is a part of sesuality, just a praxis like kissing or having sex… из-за пальмы послышались робкие хлопки, публика аплодировала его ебле, публика все видела и была довольна, он снова на сцене, как три года назад, с него снова не сводят глаз, как он тосковал все это время по тем, хлопающим, аплодирующим, senior, да, на сцене, он ебет Тилля на сцене, взаправду, по-настоящему, все счастливы… Рихард красиво воздел руки, улыбаясь, кивая залу, колени скользнули по скользкому кафелю, и он, не сумев уцепиться за толстый бок, свалился на пол… Тилль еще какое-то время дергал взад-вперед онемевшей от кокса задницей, потом, почувствовав пустоту, обиженно оглянулся на вырубившегося и счастливо улыбающегося гитариста, по-медвежьи подгреб его к себе и завалился сверху, тепло и сладко прижимаясь, притираясь щетинистой щекой к плотным сиськам и что-то тихонько припевая...
Утром Рихада мучали похмелье и отходняк. Он спустился вниз – в просторной кухне Тилль с несчастным и уже привычно хмурым видом пил кофе.
– А где эта…- Рих неопределенно помахал в воздухе.
– Заболела, отпустил.
Кофе пили молча, обоих тошнило, солнечный свет резал воспаленные глаза.
– Тилль… это.. я зачем приехал…
- Знаю, Фиалик звонил.
- И что?
- Все нормально.
Вместе с облегчением на Риха навалилась истерика. Он грохнул кружкой о стол и неожиданно тонко заорал:
- Тиль, блять, похудей! Сука, тебя же ебать невозможно! Блять, все висит, руки соскальзывают, блять, у тебя ж такая жопа, что ни один хуй не дотянется…
Тилль молча ткнул толстым пальцем куда-то в угол. Там, издевательски поблескивая новенькой этикеткой «Fitness-Center», уже стояли весы…