Форум

Вот публиковала рассказ на другом форуме и здесь решила чтобы почитали...
«История о тех вещах, с которыми по жизни вынуждены сталкиваться все без исключения творческие люди...»

Со всем моим уважением к Тиллю…
И ко всем читателям…
Это не смешной рассказ…
Хотя, с какой стороны посмотреть…
Я никого не собиралась обижать…
Просто такое иногда случается…
Со всеми, кто связал свою жизнь с творчеством…

У Тилльки была затяжная депрессия. Вдохновлённый изданием первой книги со стихами, вокалист Раммштайн стал страстно мечтать о второй, третьей, четвёртой, пятой… И вот уже на всевозможных книжных выставках только о нём и говорят, книжные полки большей части мирового населения забиты его неповторимыми творениями. В Америку его не пропускает цензура, но это даже к лучшему, для скандального имиджа… Российская организация «Идущие вместе» наконец-то отстала от несчастного Сорокина и взялась за Герра Линдеманна с лозунгом: «Поджигаешь себя – подожги и то, что написал. А уж мы тебе поможем!». И вот, когда Тилльке исполняется пятьдесят… нет, до пятидесяти ждать долго, лучше сорок пять лет, ему в торжественной обстановке вручают нобелевскую премию… кр-р-р-р-расота!… Смешно, однако же надежда превращает иронию в действительность, в планы на будущее… Только было одно «но», которое омрачало всю эту красоту: Тилль понятия не имел что и о чём писать…
За окошком моросил осенний дождь. Капли долетали до оконного стекла, разбивались об него и медленно сползали по гладкой прозрачной вертикали. От окна веяло холодком, типичным осенним холодком, какой часто бывает в середине октября. Тилль поднялся с кресла, включил стоящий в углу обогреватель и снова побрёл к окну. Улица была какой-то каменно-серой, какой-то … мышастой. Мыш… мышастой? Хм… Молодец, Линдеманн, ты настоящий изобретатель слов и метафор! Снова стихи? Да кто их сейчас читает-то? Кому они нужны? Не в пушкинские времена ведь живём! Эх, где ж тут в этом мире найти место настоящему поэту?…
Рядом с домом была небольшая асфальтированная дорожка с клумбами и несколькими старыми деревьями по бокам. Ветер уже сорвал с них все листья, которые теперь молча гнили на земле возле клумб, спрессованные дождевой водой. Взгляд Тилля скользит дальше. На первом этаже дома напротив маленький книжный магазинчик. Вывеска: «Новинка! «Английские розы» - увлекательное чтение для ваших детей!» Детские книжки? А что, это мысль! Вон эта, как её? – Мадонна - ну такую откровенную х#йню пишет детям, что даже плеваться и материться хочется … Можно подумать, что детвора в наши дни настолько отупела, раз принимает всякую дрянь вроде этих «Английских розочек» на «ура!». Хуже у меня всё равно не получится, так что можно и попробовать… Да-а-а… фигня какая-то в голову лезет… Ну какой из меня детский писатель? Ну, ладно, для детей я не пишу. Живите детки и дальше со всякой мутотенью! Может, я слишком суров? Это правда… Детишки меня читать не станут, даже если я примусь за сказки. Пойдём пройдёмся хоть по пенсионерам… Та-а-ак, пенсионеры от меня, мягко говоря, не в восторге! Эх, нет тебе, Линдеманн, в этом суровом мире места под литературным солнцем!… Хотя, мать мною гордится, перед соседками вон как хвастается! - Слабая улыбка на губах… - Молодец у меня мутэр, как ни крути, с такой не пропаду… Но чувство юмора что-то подводит, и посмеяться над самим собой не удаётся…
Тилль вздохнул. Потом ещё. Потом снова. Но от вздохов ничего не менялось. Может, это дождь мне осточертел, вот я и загрустил? Нет, вряд ли, я же люблю дождик… Только сейчас мне почему-то кажется, что я его ненавижу. Проза? Да, точняк, напишу про то, как у одного немецкого мужика не ладилась работа, от него ушла жена, а под конец так доконал дождь, что он распахнул окно, забрался на скользкий подоконник и, набрав в грудь побольше холодного, пропахшего бензином, городского воздуха, в один миг слился с моросящим потоком плачущего неба. Удар. Мокрый асфальт. Секундная боль. Струйки горячей липкой бордовой крови смешиваются с дождевой водой и стекаются в ближайшую лужицу... В глазах ночь. Чёрная ночь. Вечная ночь… Тилль даже не заметил, как на самом деле открыл своё окно и высунулся наружу. Моросящие капельки моментально атаковали его лицо и волосы. Тилль простоял так примерно минуту. А смог бы он сам в действительности проделать то, о чём писал или скоро напишет? Смог бы он? Иногда подобные вопросы к самому себе заставляют много думать. О чём? О том, как это легко и страшно. Там, внизу. Чёрт, куда же его занесло в поисках вдохновения?! Надо отойти от окна, пока окончательно не сбрендил. Но ноги как вата, перед глазами пелена, мелкий белый снежок, чёрные точечки, плывущие туда-сюда… Кружится голова. Кажется, давление. Отойди!!!… - чей-то незнакомый голос изнутри кричит ему что есть мочи. Тошнотворный звон в ушах. Сердцебиение. Кажется, на его теле нет ни одной клеточки, где бы он ни чувствовал, как оно бьётся. Что это? Тилль ухватился за ручку оконной рамы и зажмурился. Отойди… не нужно!
- Папа! Папа, что ты делаешь? – родная звонкая детская речь заставила пелену рассеяться, смениться на что-то расплывчатое и разноцветное. Через секунду перед его глазами был прежний вид, словно ничего и не произошло. Тилль обернулся. В дверях стояла Неле и удивлённо на него смотрела.
Стало холодно, до такой степени холодно, что разболелась голова. Когда Тилль замерзал, виски всегда начинали ныть. Он выпрямился, обтёр руками лицо и закрыл окно.
- Ничего, милая… душно что-то.
- Душно? Ты что, с ума сошёл? Заболеть хочешь?
- Нет… Неле, скажи мне, ты хотела бы, чтобы я получил нобелевскую премию?
- Что? – удивилась девочка, - Нобелевскую премию? Хм… Ну, мне, знаешь ли, вообще-то всё равно… А что, ты в списке лауреатов?!
Тилль усмехнулся.
- Нет… Она мне ни к чему, - он подошёл к дочери и обнял её, - У меня ты есть… А тебе ведь нравятся мои стихи, верно?